На очередной областной Ленинградской выставке, где я выставлял свою англичанку Нору, ко мне обратился главный судья ринга английских сеттеров Александр Васильевич ГАВЕМАН.
Из учетной карточки я узнал, что вы живете на территории Лесотехнической академии (дальше — ЛТА). Вы как-то связаны с ней?»
«Связан, и очень тесно. Я кончал самый лесной факультет ЛТА. Моя мама была первой женщиной, защитившей кандидатскую диссертацию в ЛТА, мой дед М.М. Орлов был директором ЛТА. Дед жил в парке ЛТА, в доме, построенном во время его директорства. Вся моя жизнь связана с ЛТА».
«Вот как… А я учился в ЛТА, хорошо помню вашего дедушку — профессора М.М. Орлова. Крупнейшая фигура! Импозантный был ученый». И, меняя тему разговора: «Хорошая у вас собачка. Работает? Скоро XXX московская выставка, привозите ее к нам. Я буду рад встретиться с ней еще раз».
В поезде красивая собака привлекла внимании не менее красивой дамы: «Какая прелесть! Можно погладить? Я ей дам печенинку!» «Нора, нельзя, брось!» — подал я хорошо отработанную команду. Собака бросила печенье.
«Какая умница, разрешите ей полакомиться?» «Взять!» — и печенье исчезло в пасти.
Многочисленная московская выставка, как по количеству людей, так и собак, производила солидное впечатление. На ринге английских сук было представлено около 40 собак. Я скромненько встал в хвост, и началось движение по кругу. Главный судья Гавеман постепенно двигал Нору вперед, и вскоре мы оказались в первой двадцатке, вслед за Ланой Александра Абрамовича Мейдмана. В таком порядке и были завоеваны медали: Лана — первую серебряную, Нора — вторую.
«Шустрая собачка, а как в поле?» — заинтересовался Александр Васильевич.
«Собака охотничья, ищет, и становится хорошо, но бывает, побрасывается после выстрела», — честно ответил я.
После выставки Гавеман пригласил меня к себе на чай с тортом. Жил он поблизости от Тверского бульвара, в Большом Гнездниковском переулке, дом номер 10.
Встретила меня супруга Александра Васильевича, которая, страшно ревнуя, всегда сопровождала его в экспедициях.
Супруги все-таки развелись. Гавеман оставил квартиру и вещи жене и уехал в Калинин (теперь г. Тверь), в Педагогический институт, откуда потом перешел в Университет. Еще в 1941 году Гавеман защитил докторскую диссертацию, которая называлась «Аэросъемка и исследование природных ресурсов».
Научные интересы его были связаны с передним краем науки, он был инициатором новых направлений географической науки. Академик А.И. Ферсман называл его пионером применения аэрофотометодов в географических исследованиях. Всего им было опубликовано 120 работ, из которых 20 книг. Свою последнюю «Биогеография» (1974 г.) он преподнес мне, собрату по страсти, легашатнику. Кроме того, им выпущены книги по охоте: «C ружьем и собакой» (Калинин, 1957); совместно с Б.А. Калачевым «Рассказы об охоте» (Калинин, 1953).
Гавеман был прекрасным лектором. Воспитал большую группу учеников, 5 докторов наук и 20 кандидатов. Имел много наград, но самым дорогим для него был орден Красной Звезды, полученный за работу аэрофотосъемки во время Великой Отечественной войны.
«Пригласите на охоту», — попросил как-то Александр Васильевич. «На Псковщину приехать сможете?» «Отчего же?..»
В ту же осень он приехал к нам в деревню, на Псковщину. Это были годы пика численности лосиного поголовья. Рано утром, еще по росе, отправились брать утреннюю зорю. Нора работала в охотку и вскоре, на краю хлебного поля, замерла на стойке. Мокрая собака с сосульками слипшейся шерсти выглядела не вдохновляюще. После посыла поднялся большой выводок тетеревей и сразу же исчез в густом ольшанике. Наши выстрелы только всколыхнули утреннюю тишину. Обошли поле — ничего. В редком осиннике, на краю болота — стойка. Мы изготовились, медленно подходим. «Нора, вперед!» Поднимается вальдшнеп. Звучит выстрел, я кричу: «Лечь!» Собака ложится, и я подношу ей сбитого кулика.
«С полем, Александр Васильевич!»
На обратном пути А.В. спросил меня, что я считаю: «Вы только что сказали пятьдесят шесть».
«Это я белые грибы считаю. Чтобы не отвлекаться от охоты. Я их не собираю, а сосчитать интересно».
День выдался солнечный, яркий. То здесь, то там, за решетчатой сеткой стволов деревьев, возникали силуэты лосей. А белых грибов мы все-таки набрали два картуза, и ужин был ароматный: жареные белые грибы с вальдшнепом и бокалом «Мукузани».
Следующим утром я повел Гавемана на свою «охотничью тропу», которая всегда одаривала меня дичью. Перейдя дупелиную мочажинку, мы вышли в лиственный лес. Англичанка бежала впереди. Перекормленные красавцы гостя Майкл и Теддик отдыхали дома. Наша тропа переходила в полянку, густо заросшую голубикой. Я заметил, что Нора напряглась, замедлила ход и стала как бы подкрадываться. Я попросил Александра Васильевича быть наготове. Еще несколько шагов и… взрыв.
С голубичника с шумом поднялась глухарка, а за ней еще пять, уже больших глухарей. Я отпрянул в кусты, освобождая место для выстрела. Уже чернеющий пером, крупный петушок устремился прямо на нас. Александр Васильевич, вложив ружье в плечо, плавно ведет стволами. Птица уже близко, а выстрела все нет. Я понимаю, что по такой дорогой и редкой для москвича добыче промах недопустим, и А.В. хочет напустить глухаря как можно ближе. Но ведь ближе уже нельзя.
Его «Перде» бьет кучно, и он разнесет тушку птицы. Шепчу, словно боясь испугать налетающего петуха: «Стреляйте же». Выстрела все нет. Глухарь благополучно исчезает, это выводит Александра Васильевича из каталептического состояния, он отшвыривает свой дорогой бокфлинт в кусты и дрогнувшим голосом говорит: «Пошли домой».
Больше на охоту мы не ходили.
…Ко мне приехал А.А. Ливеровский с ирландкой, и мы решили устроить матч легавых Москва — Ленинград. На низком берегу Чудского озера, близ деревни Залахтовье, было порядочно бекасов. Московских англичан, Майкла и Теддика, вскоре пришлось снять как непоказавших хода. Зато наши «летуны» проявили себя в полном блеске, и матч закончился полной победой Ленинграда. По результатам повторив тройственный матч Москва — Ленинград — Тула, где победителем стала ирландка Искра.
Моя дружба с Гавеманом продолжалась долгие годы. Я приезжал к нему в Калинин вязать свою суку Диву с экстерьеристым англичанином Б. Колотушкина Чарли. Мы пили кофе, и он отправлялся читать лекции в Калининский университет.
После очередной женитьбы он переехал в Ленинград, жил рядом с зоопарком на Петроградской стороне.
Александр Васильевич ушел в поля Вечной Охоты (уверен, с английским сеттером!) в 1990 году.